— Жых, жых, жых,- шумели огромные лопасти на высокой мачте.
— Дз-з-з-з…, — жужжал редуктор массивной силовой установки.
— Внимание! Не входить. Опасно для жизни. Вход — только штатному персоналу,- было написано на металлических створках лифта, закрытых на замок. Вход был опечатан печатью энергогенерирующей компании.

Наше любопытство возбуждалось невозможностью уснуть всю первую ночь в гостях у нашего друга Рейнхарда в его охотничьем домике, который был больше похож на небольшой замок, хотя ветряк был в метрах пятистах от нас.

— Энергетическая ведьма! — рявкнул Рейнхард в ответ на наш немой вопрос. Это были слова из неудачного перевода на русский язык его статьи литовским переводчиком, который долго выбирал между ветренная, ветряная, ветровая и остановился на таком переводе, как на наименее неблагозвучном.

Охота оказалась удачной. Правильно выставленные дичь и зверь наглядно показали, зачем в охотничьем хозяйстве нужен егерь. Добыча была освежована на наших глазах и увезена многочиссленным семейством егеря, чтобы приготовить из неё экзотические блюда.

Пока мы совершали многочисленные охотничьи обряды с элементами друидских и рунических традиций на поляне в лесу, нам был накрыт один общий фундаментальной конструкции дубовый стол в уютном пивном подвальчике, напоминающем белорусский шинок «У Лявона» в Минске.

Русский традиционный раздел добычи на коллективной охоте заменила раздача тирольских шляп с прикреплёнными «трофеями» — серебряными эмблемами, выштампованными в форме головы или профиля настоящего трофея, с лапками хвои по числу трофеев к каждому значку.

К шляпе прилагался конверт с пластиковой картой банка с рейтингом АА за личный вклад каждого в негоциацию Рейнхарда.

Протрубив отбой охоте, мы удачно устроились на обед в пивном подвальчике. Третья кружка густого неразбавленного пива, сваренного по случаю нашего приезда, валила с ног и невидимыми цепями приковывала к сидению. Все дружно пели «Дранкен сейлор», положив руку без кружки с пивом на плечо соседа и притоптывая одной ногой под столом.

Именно эта песня сблизила нас в далёком нигерийском Лагосе, который местные упорно называли Эко. Именно там первые бурые с зеленоватым отблеском капли крови земли капнули в бездонный карман Рейнхарда. Он до сих пор хранит старинный рундучок, раз в неделю достаёт оттуда форму легионера и сам сосредоточенно утюжит её, мурлыча что-то под нос. Рейнхард не менял ни имя, ни фамилию, а на внутренней стороне крышки рундучка сусальным золотом горит надпись: «Легион навсегда!»

Пивная туманность катастрофически сгущалась. Раздался непривычный запах имбирного пива. С ним ворвался за стол десант из весёлых немочек в неотразимых юбочках с передниками, вышитыми кружевами. Немочки хохотали по каждому поводу, нецензурно выражались и при ближайшем рассмотрении оказались девчатами из города Клин. Это усилило взаимный смех. Потребовал у Рейнхарда отдельный кабинет для своей невинности.
— Надо было сохранять её раньше! — последовал молниеносный ответ.

Туманность происходящего развеялась только в самолёте, где я сидел возле иллюминатора в той самой тирольской шляпе. Голова трещала. В кармане куртки обнаружил заботливо положенную Рейнхардом плоскую фляжку из нержавейки с изображением косули. В ней ждал своего часа дорогой бренди. Фляжка была опечатана печатью аэропортовского магазина беспошлинной торговли с электронной меткой свободного вноса на борт лайнера.

После второго глотка вдруг вспомнил, что прелюбодеяние не состоялось, что вчера я долго придумывал, как из моих уст будут звучать слова: — Просто выпили пива!

Перед глазами стоял аэропортовский немец, изучающий помятую физиономию и мои документы. — Грязные свиньи! — излучал его взгляд. Уверенно приложился к фляжке ещё раз. Немец исчез. Решился заглянуть в иллюминатор под крыло самолёта. Не мутило. Внизу на земле сотнями вращали лопасти ветряки-электростанции.
-Великая женщина, а мы — стадо дикарей! — пришла в голову первая мысль.
-Ветряная ведьма! — рявкнул на немецком за спиной Рейнхард, решивший проводить нас до аэропорта пересадки.
-Русские не пьют много пива. Немцы друзей не бросают! — уверенно добавил он.

В голову полезли бесконечные мысли про готов, вестготов, истготов, вандалов и славян. Весь этот коктейль образов из небытия дополнила бородатая фигура, прибивающяя щит на позолоченные ворота.

Тирольская шляпа от удара о взлётку упала со склонившейся головы на колени, напомнив о реальности пробуждения.
-Тараканы!- вырвалось вслух про мысли в голове.
-Где?- громко спросил Рейнхард.
-Это меняет качество обслуживания,- добавил он.

Аэропортом пересадки оказалась всё та же Вена, в которой немцев не любили так, как не любят русских. Рейнхард притих и стал ещё более немногословным.

Эти люди — немцы, фальшивые во всех проявлениях восторга, сдержанные во всём, ранимы, искренни и чувственны, пожалуй, только в своей любви к женщине. Думаю, что для этого женщина обязательно должна быть немкой, иначе не возникнет духовная связь. Их любовь к Родине и друзьям может быть безграничной, но это качество уже много десятков лет принято считать чем-то подозрительным во внешних проявлениях.

Наконец мы остались вдвоём в заветной кофейне. Бледный для других, крепкий йеменский мокко в чашечках-напёрстках ударил бешеным сердцебиением. Выступивший каплями пот унёс с собой остатки алкоголя и хмеля.

Прощаясь, Рейнхард картинно обнял меня объятьями сюзерена. Отстраняясь, сначала почувствовал, а затем увидел крупные слёзы на его щеках.
-Это только пот,- сказал он и добавил. -Ты помнишь Эко?
-Помню, всё помню, — ответил я. — Это было вчера.
-Говорят, этого не было!
-Флаг им в руки…

Самолет уносил меня домой. Внизу мерцали бесчисленные огоньки автомобилей, заполнивших до отказа дороги.

-Тараканы, алчущие тараканы, ползающие по сочному телу земли и пьющие её бурую и чёрную жирную кровь,- подумал я о нас всех. -Прости, спаси и сохрани, Господи!

В заверенной по всем правилам доверенности после моей фамилии в скобочках было написано: — Дикий Шура.

Я заржал, как застоявшийся жеребец, на весь лайнер и подумал: — Погоди, ещё заползу в твой уютный немецкий плинтус!